Фомин Василий Иванович:
Знахари, ворожеи и колдуны
1. Знахари, ворожеи, исцелители.
В первые годы Советской власти и в дни нашего детства еще широко были распространены и прочно удерживались различные поверия среди неграмотного и малограмотного населения наших сел. Знахаркам, ворожеям, исцелителям верили так же, как мы ныне верим в знания врачей. Чудодействия их были загадочны и непостижимы, так же, как тогда было загадочно и недостижимо околоземное пространство, как пока загадочны и недостижимы для нас планеты солнечной системы и небесные тела галактики. Сила в поверия была так велика, как в нашем представлении теперь велика сила ядерного оружия.
Как нам достоверно известно теперь, поверия то нельзя отвергать целиком и полностью и принимать за сплошное шарлатанство. Многое из того, что было таинственным и необъяснимым, ныне разгадано и объяснимо. Знахарство – та же медицина. Были, конечно, и шарлатаны среди знахарей, но не все. Ворожеи, гадалки, предсказатели, тоже некоторые из них имели кое какую систему, знания психологии, передававшееся из поколения в поколение. Нельзя полностью отвергать исцелителей и колдунов. Одни изучали физиологию человека и владели тоже какими-то медицинскими знаниями. Другие неплохо владели гипнозом и телепатией. Так что ни чудом, ни сверхъестественной силой, ни силой дьявола, ни исцелением всевышнего они не обладали. Теперь проследим за их «чудотворством» на некоторых примерах.
Шофер Виктор Дружинин, постоянно ремонтировавший старенький-престаренький ПИКАП Новодевиченского маслозавода, возился с ним и в выходной день. Перекантовывая в одиночку снятый с автомашины мотор, с ним неожиданно случилось неприятное и серьезное несчастье. В народе этот случай называют «вышел живот» с натуги. Врач Каменский был глазником по профилю – посоветовал немедленно ехать в Куйбышев или Сызрань к хирургу. Но в марте месяце еще в ледостав на Волге в областной центр добраться лет двадцать пять назад было не так то просто. Виктор лежит, мучается дома. Тогда мать по совету соседки, хочешь- не хочешь, вынуждена была обратиться к, только начинавшей приобретать известность на селе, бабке Алене Букиной. К тому времени бабка Алена неплохо зарекомендовала себя в излечивании больных животами, если боль вступит в поясницу после тяжелого подъема. Лечение ее было примитивное, но помогало. На живот, и на грудь она накладывала одну банку – глиняный горшок. Больную поясницу топтала ногами и советовала привязывать лоскут от шубы. Она искусно выправляла вывихи ощупывала, составляла и сращивала мелкие скрытые переломы костей.
Бралась бабка вылечивать и многие другие болезни. Практиковалась и, как повитуха. Впрочем, повитух на селе было много. Роддома при больнице тогда не было: все родили дома. Была, правда, при больнице акушерка – Елена Павловна Гаврилова, но она тоже больше ходила по домам.
Не терпится наверное спросить: откуда Букина знала премудрости врачевания? Букина, конечно, была небезграмотной знахаркой. То ли она была сестрой милосердия в первую империалистическую, то ли проходила курс в учебном заведении, да не закончила.
Помогала бабка Алена тогда и Виктору. Вымыв руки с мылом, умело и осторожно вправила ему живот.
Были в Новодевичье такие знахарки и лекари и до Букиной. А дед, живший за Волгой в Сускане, не то Мелекесского района, не то Ставропольского, тот вообще слыл кудесником. К нему днем и ночью шли и ехали люди со всех областей. У его дома скапливались большие очереди больных и, главным образом, якобы порченых. К нему ездила лечиться материна – Манина подружка Куличкина Елизавета Павловна. Она заболела какой то странной болезнью, неизвестной, якобы новодевиченскому эскулапу и, который якобы сказал ей, что эта болезнь от порчи: поезжай к знахарю.
Приехала она к нему в очень плохом состоянии – измученная, почерневшая. Принял ее старец внеочереди, осмотрел, ласково побеседовал, налил в плошку свежей воды, опустил золотое кольцо и стал внушать: «Смотри внимательно, ты должна увидеть там постороннюю женщину. Видишь ли ты ее?» Лиза видела в воде смутное собственное отражение, но, находясь в болезненном состоянии, или не понимала того, или не хотела спорить со старцем. Так вот, - продолжал старец, - эта женщина испортила тебя. Однажды вы пришли к ней с мужем, она поднесла не мужу, а тебе рюмочку винца собственного изделия, так и сказала, и очень просила тебя отведать. И ты отведала. Но я эту болезнь отведу от тебя. Вот возьми бутылочку снадобья. Выпьешь и болезнь, как рукой снимет. А та женщина, что испортила тебя, сама придет к тебе. Ты узнаешь ее. Получив мзду за прием и за снадобье он выпроводил Лизу вежливо, сказав: «А теперь поезжай с богом.»
Однажды, будто бы действительно к Куличкиной явилась соседка – Тельнова Анюта и заявила: «Лиза, зачем ты говоришь, что я тебя испортила?» «Да ты что, Анюта, я и не говорила никому этого». Будто Куличкина вспомнила, что Анюта действительно однажды угощала ее вином. Между прочим, обое они частенько бывали друг у друга в гостях и выпить, как говорится, «не любили».
Был слух, что Анюта Тельнова действительно практиковалась на порче. И ей ничто не составляло испортить самого близкого человека. В данном случае подругу Куличкину. Она и мужа своего, будто испортила. Он доживал, говорят, жизнь юродивым, жалким уродом. Вполне вероятно: Анюта была тогда молода, любила погулять, заводила любовников, а муж был на несколько лет старше ее. Самое сильное средство для порчи и отравления, будто был трупный яд.
Ворожей и гадалок в Новодевичье было, хоть отбавляй. Ворожили и гадали у них и Маня, и Саня на бобах и на картах. Основная задача гадалок – ворожей было – приворожить любимого, любимую, или наоборот наворожить так, чтобы ненавидели друг друга или один другого. Так, говорят, было с Маниным, Саниным и вашим, конечно, братом Семеном, только от первой он жены вашего отца, как Маня и Саня. Маня – жена Семена была в молодости очень видной и красивой. Семен же был небольшого роста, не видный, не красивый парень. Естественно, Маня, выданная за него не по любви, не только не любила его, но и страстно ненавидела. Мамынька – вторая жена вашего отца, ходила или ездила к ворожее, чтобы приворотить Маню к Семену. Ворожея нашептывала на яйца и соль и велела накормить сноху. После этого отношения у молодых будто несколько улучшились. Возможно это случилось, но разве что по большой нужде. Да и жили они после – совершенный пустяк. Но если по правде, то т. Маня так и не полюбила Семена. Она пока еще живой свидетель.
Некоторые святые отцы, бывшие монахи, тайком изучавшие на трупах физиологию человека, могли действительно исцелять некоторых людей, особенно, например, слегка тронувшихся умом. Они брали из толпы такого больного за руку, с большим напряжением и торжественностью вводили медленно в пустой храм. Слова исцеляющего гулко и таинственно разносились под высокими сводами. К тому же святой отец не переставал внушать больному: «Сейчас я подведу тебя к гробу со святыми мощами, ты упадешь на него и… исцелишься!» И действительно сумашедший в крайнем напряжении подходил, падал на гроб с душераздирающим возгласом и… через некоторое время вставал исцеленный.
Оказывается святой отец знал, что в затылочной части мозга у людей имеется нерв гипофиз. При тяжелом потрясении у некоторых он сдвигается с места: человек лишается нормального мышления – кричит черт знает что. Чтобы восстановить гипофиз в первоначальное положение, нужно не менее сильное потрясение, что и создает святой отец отец искусственно.
2. Колдуны.
Запомнившимися в памяти жителей значительными колдунами в селе Новодевичье были двое – их звали по прозвищам – Поняй и Ватрушиха. Ни Маня, ни Саня их не застали в живых. О них рассказывала бабушка Ненила, по линии Фоминых. Колдуны были односельчане. В родственных отношениях не состояли. Почувствовав в молодости силу своего внушения, они твердо решили, что душа их безвозвратно принадлежит черту. И свои чары они начали применять на пользу в первую очередь себе и частично во зло непризнающим их людям.
Овладение колдовскими чарами началось у Поняя и Ватрушихи просто. Они очень хотели овладеть чем то, что то приобрести, выиграть, даже обмануть. Например, на Пасху проводилась игра, называвшаяся «катание яйца». В окрашенные куриные яйца, расставленные по одному или парами по фронту, с определенного расстояния катали тряпичным мячом. Кто попадал, тот и брал выкатанные яйца. Так вот, когда собирался кто-то катить мяч, Поняй и Ватрушиха внушали, чтобы тот промахнулся. Когда катили сами – наоборот. Сначала они дивились своему исполнявшемуся желанию, потом привыкли и уверовались в дьявольскую силу. Свое чародейство они демонстрировали на базарах, на ярмарках. Но не злоупотребляли им особенно, разве что по мелочам и для интереса.
Постепенно за ними укрепилась слава всемогущих. Особенно боялись их жители при сговоре и проведении свадеб. Поняй и Ватрушиха могли якобы расстроить свадьбу и разбить жизнь молодым. Или лошадь, на которой возвращались жених и невеста из-под венца, вдруг ни с того, ни с сего начинала фырчать, метаться перед воротами, вставала на дыбы, но ни от какого свиста и кнута не желала въезжать в них. Такой случай с конем предвещал страшное несчастье. Наблюдавшие эту сцену в один голос шептались, что это проделки Поняя. Родные сожалели, что не пригласили его на свадьбу. Шли к нему, как с повинной, падали на колени, прося отвести беду. Поняй, поломавшись, нехотя собирался, шел. Он удалял всех со двора, закрывал ворота. Вобщем, принимал меры, чтобы никто не видел, что он там будет делать один. Свершив «колдовство» он открывал ворота, ласково погладив жеребца, брал под уздцы и спокойно проводил его через ворота во двор.
Говорят, что никаких колдовских чар для этого не требовалось. Для этого случая Поняй готовился заранее. Когда поезд увозил жениха и невесту под венец, он незаметно зарывал под воротами кусок волчьего мяса. На оставшихся в доме, действовал силой своего внушения чтобы они не узнали его и не обратили особого внимания на то, что он делает во дворе.
Так что без Поняя и Ватрушихи Впоследствии необходилась ни одна свадьба. Рассказывают, на одну из свадеб пригласили Поняя, забыв, пригласить Ватрушиху. Но она явилась, как глядельщица. Хозяева заметили ее – переполошились. Отозвав в сторонку, сообщили о своем опасении Поняю. Он успокоил: «Не бойтесь: при мне она ничего не сделает. Мне даже интересно с ней потягаться…» все глядельщики смотрели на пирушку стоя на пороге, а Ватрушиха вдруг подошла поближе к пирующим и села на подвернувшийся свободный табурет. Да так и просидела весь вечер, пока свадьба не удалилась на пир к невесте. Оставшись вдвоем, Поняй подошел к Ватрушихе, спросил: «Что, подружка, сидишь?» «Сижу, родимый.» «Ну, если дашь слово, что незваной не будешь ходить на свадьбы – подниму.» «Не буду, не буду, прости ты меня Христа ради – признаю: сильнее ты меня.»
Для практики, говорят, соседа шедшего из сада с корзиной яблок, Поняй мог, ни говоря ни слова, заставить свернуть с дороги к его двору. Сосед подходил, ставил яблоки на его крыльцо и в полусне, молча, удалялся к своему дому. Поняй сам приносил ему корзину и журил за забывчивость. Так же, говорят, свою корову, лошадь, овец соседи, будто по ошибке, загоняли на его двор. В поле завозили снопы на его загон. И многими другими проделками он вводил в заблуждение односельчан.
В старости Поняй уже не кичился и не злоупотреблял своим колдовством. Зимой он сидел на печке, как все старики, а летом сторожил, не выходя из сада. Только в субботу уходил из сада, чтобы помыться в баньке. В саду он не сидел, сложа руки, все время, чем-то занимался. Много поленниц из сучьев он заготавливал на дрова. Заметила, или узнала о сучьях одна бедная вдова, у которой никогда нечем было протопить печку, чтобы сготовить завтрак или обед. Однажды она подкараулила, когда Поняй ушел из сада, чтобы помыться в баньке, зашла, навязала огромную вязанку сучьев, чтобы еле донести, и была такова. Вернувшись, Поняй, конечно, сразу заметил, что в поленнице не достает сучьев. В следующую субботу он не пошел в баню, а схоронился в дальнем углу сада за огромным кустом крыжовника. Вдова опять пришла за сучьями: навязала такую же вязанку. Силилась – силилась, чтобы вскинуть на плечо, ни поднять, ни оторвать от земли не может. Подумала: «Лишнего навязала». Развязала, отложила часть сучьев и… снова не поднимет. Еще отложила – опять не поднимет. В вязанке уж и дров осталась одна охапка. Тут Поняй поднялся из засады. «Что, родимая, не поднимешь?» - Спросил. «Прости, дедушка, меня Христа ради, дьявол видно попутал, да и без дров я намаялась.» «Ладно. Собери сучечки, положи в вязанку и свяжи, да не бери в другой раз без спросу. Поднимай и иди с Богом». Вдова свободно подняла и пошла с вязанкой.
Говорят, умение колдовать передалось от Поняя по наследству. Должно быть, его внук Сусляев Поликарп, по прозвищу «Пикара» - владелец кустарного кирпичного завода, что был за больницей, тоже владел колдовскими чарами. Я его не помню, но с сыном его Мишкой Сусляевым учились в одном классе. Знал Михаила Поликарповича и после войны. «Пикара», кажется, помер тоже после войны.
Вот пожалуй и все, что я мог сообщить тебе о лекарях и колдунах.
Жизнь наша течет по старому руслу. Ветхозаветные мои старушки на ладан, хотя еще не дышат, но расстояние до этого, кажется, рукой можно подать. Да что там говорить, нам до престарелого возраста от пожилого небольшой уже этап остается. А они уже к долгожителям подходят. Ну, что же, будьте здоровы, благополучия, успехов вам и всего самого доброго.
Обнимаем: Маня, Саня, Вася, Шура.
До свидания.
24 февраля 1988 года.
Ссылки по теме: